В ноябре 1917 года был назначен военным консультантом на мирных переговорах в Брест-Литовске, где должен был возглавить комиссию по перемирию. Консультанты прибыли в город 29 ноября в час дня, и через несколько часов Скалон совершил самоубийство: во время частного совещания, которое началось в три часа дня, он вышел в отведённую ему комнату за картой и, встав перед зеркалом, застрелился.
По воспоминаниям ещё одного члена военной консультации подполковника Джона Гуговича Фокке, на столе была оставлена предсмертная записка: «Могилёв. Анне Львовне Скалон. Прощай, дорогая, ненаглядная Анюта, не суди меня, прости, я больше жить не могу, благословляю тебя и Надюшу. Твой до гроба Володя».
Назначенное на 17 часов совещание было отменено. Немцы отнеслись к покойному с большим уважением. На следующий день генерал Гофман открыл переговоры, выразив соболезнования по поводу трагической гибели русского генерала. Возле гроба с телом покойного, установленного в Свято-Николаевском гарнизонном соборе, был выставлен почётный караул, а в Брест из Белостока экстренным поездом прибыли священник, диакон и церковный хор.
Были устроены торжественные, с воинскими почестями похороны, на которые пришёл почти весь германский штаб во главе с принцем Леопольдом Баварским, а также представители других договаривавшихся сторон. После выноса гроба принц Леопольд произнёс короткую траурную речь, а ландштурмисты произвели несколько салютных залпов.
По мнению Фокке, Скалон, как и другие русские офицеры, был подавлен из-за унизительного поражения, развала армии и падения страны. Так же истолковали самоубийство и немцы: Самойло вспоминал, что на следующий день после трагедии генерал Гофман приветствовал его словами: «А! Значит, вы назначены замещать бедного Скалона, которого уходили ваши большевики! Не вынес, бедняга, позора своей страны! Крепитесь и вы!». Эту же причину повторяют в своих мемуарах барон Будберг и граф Игнатьев.
Советское правительство выразило соболезнования вдове генерала и назначило пенсию его малолетней дочери.
Journal information