О чем говорят улицы в эпоху короновируса в следующий раз, а пока из старенького.
Вчера обнаруживаю, что открылась пиццерия возле нашего дома. Я после работы, хочу купить большую пиццу домой, раз случилась такая оказия. Захожу. За прилавком стоит брат наш меньший. Увидев меня, как-то нехорошо обрадовался. Спрашивает:
- По-русски говоришь?
Признаюсь, что да.
- Поговори с клиентом - умоляет он. - Тот отказывается говорить на иврите наотрез.
Ладно, думаю, с меня не убудет. Беру трубку.
- Здравствуйте, что хотите заказать.
Слышу пьяный женский голос:
- О, блядь, наконец-то кто-то проснулся. Какая есть пицца?
Смотрю в меню, перечисляю.
- Сколько стоит?
Терпеливо называю цены. Спрашиваю, куда вести заказ.
Слышу в трубке невнятный заплетающийся голос. Повторяю вопрос.
- Ты, чурка нерусская, что с первого раза ничего не понимаешь?
Отвечаю:
- Я лишь автоответчик, говорите отчетливо и медленней, я все пойму.
- Да, мудак, так ты много не наторгуешь. Короче вези все домой.
Так пообщались мы еще минут пять. Я закончил разговор, забрал свою пиццу, собрался было уходить. Вдруг меня хватает за руку развозчик, которому сейчас надо ехать к этой быдлоте.
- Они, правда, не говорят на иврите? Может, позвоните, скажите, чтобы они вышли к подъезду? - с тревогой спрашивал он.
Но мне звонить второй раз почему-то не захотелось.
Я местную русскоязычную прессу не читаю, но жена принесла откуда-то кипу газет за прошлый месяц, и я во время регулярных сидений на толчке ознакомился с оной. Как выяснилось за последние несколько лет ничего в этой сфере не изменилось, и в основном там работают те, кому в России не доверили бы писать в заводскую стенгазету. Есть просто дураки, а есть еще идейные злобные дурни типа Якова Шауса. Среди прочего попался отличный перл:
«К сожалению, ряды немолодых поэтов редеют, но их присутствие продолжает витать на собраниях, поскольку их вдовы постоянно посещают встречи, и читают произведения своих мужей».
Вспомнилась фраза из знаменитого спагетти-вестерна: «это не женщины, это вдовы»...
Вчера ходил в больницу делать гастроскопию. Все довольно просто: перед самой процедурой тебя усыпляют. Наркоз можно сделать и частичный, но меня заверили, что от полного лучший приход. Прихожу, переодеваюсь в больничную зеленую хламиду и укладываюсь на кушетке. Приходит медсестра, что-то вкалывает мне в руку и уходит. Ну вот - думаю, - сейчас попрет сон. Посмотрим, сколько я могу ему противостоять.Сон попер как-то весьма вяло, он казалось, предоставлял мне право самому сделать выбор - сопротивляться или сдаться сразу. Ну, думаю посопротивляюсь чуток. Десять минут, пятнадцать - борьба продолжается с заметным моим преимуществом. Звоню жене и бодро рапортую: «старого наркомана доза не берет». Проходит еще десять минут, мне уже неудобно, что вот придет медсестра, а я еще бодрствую. Решил сдаться, лег, повернулся на бок, и уже совсем было заснул, как подошла медсестра, подергала за рукав и сказала: «пошли на процедуру». Я ей:
«меня уже срубило, вези так», а она мне «нет, ты должен идти сам, там тебе сделают наркоз, а вот уже потом, типа, отвезут на личном катафалке как Генерального секретаря».
Мне становится страшно.
-Как, - говорю, - вы мне еще наркоз не вводили???
- Нет, - отвечает. - Только установили иглу и ввели какой-то там подготовительный раствор.
Я в стыде и позоре захожу в процедурный кабинет, ложусь на кушетку. Мне вводят в вену раствор, я принимаю решение теперь уже посопротивляться на полном серьезе, но кто-то в халате хлопнул по лечу и сказал: «хорош отдыхать, освобождай нары и иди домой». Оказывается, я уже час лежу в отрубе.
Когда шел домой, много думал...
Journal information